Возникновение готического романа, наивность и бесчисленные нелепости которого вызывали раздражение у просвещенных читателей, совпало с расцветом эпохи Просвещения – хронологию обычно определяют как вторая треть XVIII века. Прекрасный и гуманный век Разума (заметим – ни одной большой войны в Европе на протяжении более столетия, особенно на фоне предшествующего и последующего веков); век философов, защищавших научное и техническое познание, отрицавших саму возможность метафизических систем, не поддававшихся фактической проверке; век «критики», развенчивавший все суеверия, стал колыбелью для зарождения откровенно иррациональной, мистической, основанной на пестовании детских страхов и болезненного наслаждения «ужасом души» авантюрной прозы. Таинственное, непознанное, роковое, все, что и сегодня возбуждает интерес массовой аудитории, выплеснулось на страницы готических повестей и обрело множество поклонников, став важнейшим предметом художественной рефлексии в романтической литературе будущего XIX столетия.
Уточним, что в большом времени европейского Просвещения оставалось место и для антипросветительских и непросветительских тенденций, а само движение было неоднородным, крайне дискуссионным и полемичным, включавшим множество разнообразных моделей и гипотез. Рационализм здесь, причудливо, порой эклектически, или, напротив, органично сплетается с сенсуализмом. Разум и чувство не противопоставлялись, а предполагали присутствие друг друга. Середина XVIII века традиционно связывается с расцветом просветительских тенденций, но расцвет всегда сопровождается бесчисленными проявлениями кризиса, и просветительская идеология здесь не стала исключением. Кризис проявлялся разнообразно, как развитие и даже выпячивание некоторых тенденций внутри просветительской эпохи, тенденций, прежде выглядевших вполне гармонично[1].
Для возникновения готической традиции был важен интерес просветителей к прошлому: к Шекспиру и писателям английского Возрождения, открытие и собирание народной поэзии, выразившийся в Англии появлением изданий Перси и Макферсона. Это был общеевропейский интерес к национальным корням, к язычеству, которое противопоставлялось античным образцам, к вопросам из спора о древних и новых авторах, об утверждении национальных языков и словесности на них, восходивших еще к Ренессансу и Реформации. Некоторые художественные тексты Средневековья, такие например, как рыцарские романы, продолжали оставаться в обращении читателей XVIII века, но обычно это искусство считалось варварским, полным несообразностей (см. напр. Как отзывается о романе Н. Буало в «Поэтическом искусстве»), особенно на фоне строжайшей регламентации текстов классицизма.
Именно во второй трети XVIII века неудобоваримому определению «варварский», употребляемому в значении национальный, средневековый находится замена: искусство этого периода начинают именовать готическим, тем более, что важнейшим памятником средневековой Англии продолжает являться место коронации английских королей – Вестминстерское аббатство, величественный готический собор, и сегодня украшающий Лондон. Вокруг аббатства и школы при соборе начинают группироваться поклонники готики – самого совершенного стиля Высокого Средневековья. Там учится Уильям Блейк, вокруг Вестминстерской школы собираются различные оппоненты и критики рациональной эстетики классицизма, регламентации в области искусства, сторонники нарушения всех правил и границ.
Попутными готической литературе являются и другие идейные тенденции второй половины XVIII века, такие как философские воззрения Руссо с его противопоставлением природы и культуры, естественного и искусственного, варварства и цивилизации, а также категория «морального чувства» Шефтсбери, берклинианство, юнгианство и связанные с ними мотивы сентиментальной поэзии и сентиментального романа.
Готический роман, возникает в этом идейном бульоне как гибридный жанр, сохранив черты открытой системы.[2] Он будоражит воображение и порождает вкус к таинственному, мистическому и ужасному. Что могло послужить источником бесконечных головокружительных сюжетов и образов нового готического стиля? В рациональном просветительстве не существовало сходных моделей, зато они зримо представали в памятниках средневекового искусства и средневековой архитектуры.
Давайте рассмотрим один из прославленных готических соборов Европы – например, Страсбургский. И сегодня в среде крупных западных городов, где перемежаются самые различные архитектурные стили и сохраняются памятники различных эпох, готический собор производит поразительное впечатление. Громада собора, вписанная в тесное городское пространство, все же парит над городом и господствует надо всем ландшафтом. Можно представить, какое впечатление производил собор в окружении средневековой застройки одно- двухэтажных построек.
И сегодня нетрудно заметить, что все готические соборы построены так, что получить общее впечатление от их конструктивного замысла зрителю представляется задачей крайне сложной. Не случайно показанные фотографии – съемки с вертолета; увидеть готику так можно только выйдя за пределы возможного для средних веков. Это было связано с планировкой средневекового города, заключенного в пространство городских оборонительных сооружений и, следовательно, крайне ограниченного в своей территории. Собор зажат со всех сторон, кроме площади перед фасадом, и та по нынешним масштабам не велика. Мешают окружающие со всех сторон дома, разделенные узкими улочками. Можно разглядеть каждый сантиметр в отдельности, но не удается одним взглядом охватить целое – такая модель мироздания.
Напомним, что готический собор для средневекового города, это космос. Это синтез архитектуры, скульптуры, рельефа, живописи, искусства витражей и декорирования внутреннего убранства. Во время ритуалов церковных празднеств впечатление дополнялось музыкой, пением, театральным действом. Собор отражал все сферы, все уровни бытия средневекового человека. На это указывает Виктор Гюго в романе «Собор Парижской Богоматери». Собор у него книга, творение самого черного народа, не владеющего грамотой населения средневекового Парижа, где наглядно в сакральном пространстве сосуществовали Бог, Пречистая дева, архангелы, святые и угодники, но и Сатана, черти и все силы ада (например, сцены Страшного суда на тимпане церкви Богоматери и адские муки в Бурже). Но это не просто книга, это целая богословская энциклопедия, включающая все сферы средневековой жизни. Аллегории грехов и греховных страстей были удобным поводом для изображения сказочных языческих чудовищ, вроде химер, несущих дозорную службу на башнях Нотр Дам. Рядом со сценой грехопадения Адама и Евы можно было встретить сатира, обнимавшего нагую нимфу, грифона со змеиной шеей, изображение «шествия дураков» или потешных масок. Готические гротески неисчислимы: это фейерверки народной фантазии.
На протяжении всей истории Средневековья церковь мучительно боролась с бытовыми, языческими и даже сатирическими изображениями, населявшими средневековые соборы. Идеолог крестовых походов Бернард Клервоссий в исступлении восклицал: «для чего же … эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезьяны, к чему тут дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему воины, в поединке разящие? Здесь под одной головой видишь множество тел, там, наоборот, на одном теле много голов. Здесь глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы голова четвероного…
Столь велика,.. столь удивительна повсюду пестрота самых различных образов, что люди предпочтут читать по мрамору, чем по книге, и целый день разглядывать их, поражаясь, а не размышлять о законе божьем, научаясь…»[3]
Вмещая весь космос средневекового человека, собор символ и модель мироздания, и прорисованность, пластичность каждой его части, ее грубоватая шероховатость, тяжесть есть свидетельство реальности существования. Но увидеть весь собор целиком, особенно в праздничной толпе во время службы не возможно. Видя небольшой фрагмент доступного им пространства, люди ощущали наполненность и невидимых частей. Это чувство непознанной полноты, а иногда и переполненности бытия типично для мировосприятия готики. Оно имеет место не только в архитектуре, но и в музыке, и в богословии. Человек пребывает на пересечении борьбы различных враждебных сил, каждая из которых стремиться завладеть его душой.[4]
Тщательно разработанная в средневековой демонологии иерархия демонов, имевшая девять чинов (Михаил Пселл, Вир и др.) была просто подарком для создателей готической литературы. Бесконечный мир призраков, вампиров, упырей, оживших мертвецов и вурдалаков, обитателей подводного и подземного мира с их законами и правилами[5], мир, который и так существует в потемках души каждого читателя стал достоянием литературы ужасов и мистических тайн. Интерес к психологии зла, зла как могучей силы, овладевающей сознанием человека – вот центр готического романа.
«Я охотно верю, что во вселенной есть больше невидимых, чем видимых, существ, - сказано в эпиграфе к «Сказанию о Старом Мореходе» Кольриджа. - Но кто объяснит нам все их множество, характер, взаимные и родственные связи, отличительные признаки и свойства каждого из них? Что они делают? Где обитают? Человеческий ум лишь скользит вокруг ответов на эти вопросы, но никогда не постигал их. Однако, вне всяких сомнений, приятно иногда нарисовать своему мысленному взору, как на картине, образ большого и лучшего мира: чтобы ум, привыкший к мелочам обыденной жизни, не замкнуться в слишком тесных рамках и не погрузился целиком в мелкие мысли». Т. Бернет. Философия древности (пер. с латыни). [6]
Вот ядро готики, из которого возникнет мистическое странствие души по юдоли греха – один из многих смыслов поэмы о Старом Мореходе Кольриджа. Томас Бернет – священник XVII века, средневековый мыслитель, автор идеи о полой земле, из которой следует объяснение всемирного потопа, предлагает собственную версию таинственного в мироустройстве
Понятно, что встреча с невидимым и чудесным, явление таинственных, надприродных существ может происходить где-то в далеких странах либо в дано прошедшие времена. Отсюда средневековая Италия «Замка Отранто» Гораса Уолпола или Восток в «Ватеке» Бэкфорда. Призраки населяют старинные замки, в которых совершались кровавые преступления и реализовались злодейские замыслы. Местом действия может быть также старинное аббатство, монастырь (как в «Монахе» Льюиса ) или очень старый и огромный дом. Например, в новелле По «Вильям Вильсон» находим описание школы, где герой встречает своего двойника: «Но дом! Какое же это было причудливое старое здание! Мне он казался поистине заколдованным замком! Сколько там было всевозможных запутанных переходов, сколько самых неожиданных уголков и закоулков. Там никогда нельзя было сказать с уверенностью, на каком из двух этажей вы сейчас находитесь… Коридоров там было великое множество, и они так разветвлялись и петляли, что, сколько ни пытались мы представить себе в точности расположение комнат в нашем доме, представление получалось не отчетливее, чем наше понятие о бесконечности…»[7]
Не случайно в том же контексте появляются «гнетуще низкие дубовые потолки и готические стрель-чатые окна».
Стиль готики темпера-ментный и драматичный очень подходил для изображения нервических натур, психических расстройств, маний, фанатичной веры и прочих болезненных состояний духа и тела. Повышенный интерес к психологии и ракурсам восприятия несколько компенсируют невероятность и надуманность событий, известный схематизм ситуаций. Открытый конец, варианты возможных объяснений событий охотно используют писатели и кинодраматурги нашего времени. Роман ужасов, детектив и научная фантастика обязаны своим появлением готике.
Л и т е р а т у р а:
Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. Очерки. В 2 тт. Т. 1. - М., 1968.
Кольридж С.Т., Поэма о Старом Моряке. Пер. Н. Гумилева. // «Свободной музы приношенье…» .Европейская романтическая поэма. Сост. А.В. Карельского, Л.И. Соболева. – М., 1988.
Мир Просвещения. Исторический словарь. Под. Ред. Винченцо Ферроне и Даниэля Роша. М., 2003.
По Эдгар. Стихотворения. Проза. – М., 1976.
Сад демонов. Мир инфернальной мифологии Средневековья и Возрождения. Автор-сост. А.В. Махов. – М., 1998.
Соловьева Н.А. История зарубежной литературы. Предромантизм. – М., 2005. С. 73.
McAndrew E. The gotic tradition in fiction. - N.Y., 1979.
Аннотация
Статья посвящена выявлению особенностей взаимодействия сакральных пространственно-временных моделей готических соборов времен Позднего Средневековья с образцами готического романа XVIII – XIX века, в которых мистические события, таинственные, невероятные происшествия, запредельные персонажи могут обитать именно в тех частях ментальной реконструкции невидимой части мира, которую проецирует храмовая христианская модель Вселенной.
[1] См. подр.: Мир Просвещения. Исторический словарь. Под. Ред. Винченцо Ферроне и Даниэля Роша. М., 2003.
[2] См. подр.: Соловьева Н.А. История зарубежной литературы. Предромантизм. – М., 2005. С. 73.
[3] Цит. по: Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. Очерки. В 2 тт. Т. 1. - М., 1968. С.234.
[4] McAndrew E. The gotic tradition in fiction. - N.Y., 1979.
[5] См.: Сад демонов. Мир инфернальной мифологии Средневековья и Возрождения. Автор-сост. А.В. Махов. – М., 1998.
[6] Цит. по: Кольридж С.Т., Поэма о Старом Моряке. Пер. Н. Гумилева. // «Свободной музы приношенье…» .Европейская романтическая поэма. Сост. А.В. Карельского, Л.И. Соболева. – М., 1988. С. 27.
[7] По Эдгар. Стихотворения. Проза. – М., 1976. С. 206.