Мифология (часть I)

Скачать pdf-версию

Прежде чем приступить к изучению античной мифологии в ее историческом развитии, дадим определение самому понятию миф и  производному от него слову — мифология. Ведь именно мифология стала исходной формой человеческого мышления.

В переводе с греч. μῦθος  означает «слово», «предание». Мифология и является собранием таких сакральных, чудесных преданий, нередко логично и последовательно выстроенных. Погрузившись в мифологию, мы попадаем в мир первообразов, которые были важнейшим достижением человечества в его борьбе за выживание; они передавались из поколения в поколение. Но первообразы – образы самого сознания, с помощью их мы и доныне осознаем и мыслим.

Поэтому мифология, не просто собрание рассказов о чудесных, фантастических происшествиях: мифология – форма идеологии раннеродового общества, особый тип общественного сознания, возникающий в самом начале формирования социума, когда человек еще не обладает приемами научного освоения мира и пытается понять окружающее с помощью механизмов коллективного бессознательного по законам воображения.[1] Мифологическое мышление — мышление коллективное, родовое, наиболее ярко интуитивное начало сознания. Оно содержит все знания о мире и все способы познания действительности, присущее человеческому коллективу в слитно-нерасчлененном состоянии, то есть – это мышление синкретическое. Поэтому мифология стала исходной формой человеческого мышления, источником последующих, более развитых форм сознания: религиозного, художественного, философского, научного.

Ну вот, мы уже и ввели первый термин – синкретизм. Что он означает? В нашем случае он означает, как я уже сказала, нерасчлененно-слитную природу ранних форм первобытной культуры, в которой в неразрывном единстве сосуществуют религия, наука, искусство, также как в первобытном ритуале соединены обрядовое, т.е религиозное действо, знание реалий окружающего мира, пляска, пантомима, пение, повествование (миф), костюм (маска) и раскраска, сакральные предметы, и проч.  В этом первоначальном, слитном состоянии мышление родового общества еще не выделяет никаких составляющих, включая нерасчлененность информации, поступающей с помощью различных органов чувств (например, слуховые образы воспринимаются как зрительные: «Идем смотреть грома…»). Воссоздавая природу синкретизма акад. А.Н. Веселовский очень точно пояснил: «не смешение, а отсутствие различий».[2]

В синкретическом единстве различные формы идеологии продолжают существовать многие тысячелетия (напр. ср. возврат к синкретизму в средневековых хрониках), уже не говоря о том, что, древний каменный век – палеолит является самым продолжительным периодом в истории человечества, то есть, по мнению Джона Леббока, около 99% времени существования человечества (от 2,6 млн. лет назад до двенадцатого –  одиннадцатого тысячелетия).

Синкретизм присутствует в самых различных формах мифологического сознания; современная наука выделяет несколько последовательно сменявших друг друга архаических верований, оставивших свои следы в классических мифологиях и религиозных практиках всех без исключения  древних народов:

– тотемизм,

– магия,

– анимизм,

– фетишизм,

– хтонизм (стихийно-демонические представления) и, наконец,

– и, наконец, антропоморфизм.

Большинство ученых-этнологов и специалистов по мифологии сходятся на том, что самой ранней формой мифологического сознания является тотемизм[3]. В основе тотемизма лежит фантастическое представление о сверхъестественном родстве между определенной группой людей и его сакральным покровителем – животным, птицей, земноводным, растением, насекомым или явлением природы,  которые рассматривается как прародители, связанные с поклоняющимися ему людьми кровными, и одновременно, таинственными, священными  узами. Как поясняет философ неокантианской школы Эрнст Кассирер «Мифологическое чувство единства жизни проявляется в ориентации человека на практически близкие ему сферы реальности в магическом единении отдельных групп людей с видами животных»[4].

 Первоначально тотемными животными и растениями становились именно те, что составляли основу питания этой группы людей, ведь именно от наличия еды зависело выживание рода. В этой ранней форме религиозных верований боги-покровители рода имели не небесное, а вполне земное происхождение. Тотем представлялся людям древнего каменного века существом более могущественным, чем сам человек, обладавшим, к тому же тайным знанием, что способствовало появлению ранних обрядовых действий, которые сохранили более зрелые формы религиозного сознания.

Тотем – отец, прародитель, заботившийся о связанных с ним людях как о собственных детях, оказывавший им покровительство, защиту, выручавший их в беде и, одновременно, строгий, требующий исполнения ритуалов и обрядов, неукоснительного соблюдения табу (запретов), властелин. Именем тотема обычно называют и связанный с ним род.

Эта весьма распространенная и почти универсальная система верований стала идеологией раннеродового общества с его присваивающей экономикой, для которой ведущими формами хозяйства были собирательство и охота, «адекватное идеологическое отражение родовой структуры на первых шагах ее развития»[5].

Наиболее распространёнными (и, по-видимому, древними) тотемами были животные. Поэтому тотемный предок изображается обычно получеловеком-полуживотным. Считается, что он легко может переходить из одного состояния в другое или представлять собой зооантропоморфное существо (Сфинкс, кентавр, Минотавр).

Тотемизм положил начало развитию всей материальной и духовной культуры, в том числе и религиозной, некоторые обряды которой восходят к поклонению тотемическим прототипам. Дж. Фрэзер и Ф.Б. Джевонс считают тотемизм главным, если не единственным виновником одомашнивания животных и культивирования растений. Запрет на употребление в пищу тотемного животного крайне благоприятствовал этому, потому что удерживал жадного к пище дикаря от легкомысленного истребления ценных животных в период приручения. Ещё до настоящего времени пастушеские народы избегают убивать своих домашних животных, если это не была жертва, угодная богу. В Индии убиение коровы считалось величайшим религиозным преступлением. Точно так же обычай хранить из года в год колосья, зерна и плоды тотемных деревьев и растений и периодическое вкушение их для религиозных целей должны были привести к попыткам насаждения и культивирования сельскохозяйственных растений. Часто это являлось даже религиозной необходимостью, например, при переселениях на новые места, где не было тотемных растений и приходилось их искусственно разводить.

Одновременно тотемические представления играли очень важную роль как средство идентификации и логически-интеллектуальной классификации мира. «Основная идея тотемизма, – пишет А.П. Элкин, – состоит в том, что человек и виды животных и растений объединяются в одно социальное и церемониальное целое и участвуют в одной общей жизни… В этой схеме человеческие индивиды не отделены от природных существ и объектов, а образуют с ними общие группы. Так, фратрия, род или любая другая группа включает не только определенное число мужчин и женщин, но также и определенных животных, растения и природные объекты…»[6] При такой системе взглядов человек вводит природу со всеми ее объектами в круг своих социальных связей, относится к ней как к своему кровному родственнику и, следовательно, вправе ожидать от нее такого же отношения к себе. Идея единства человека и природы, составляющая главный пафос тотемизма как мировоззрения и как образа жизни, есть одно из величайших изобретений человечества.[7]

Из описанных представлений и верований возникает целый ряд ритуалов тотемического характера. Натирание тела кровью тотема обратилось со временем в раскрашивание и аналогичные симулирующие обычаи – ношение амулетов (зубов, когтей, перьев). Важным средством для использования сверхъестественного покровительства тотема считается постоянное близкое присутствие его. Поэтому часто тотемные животные откармливаются в неволе. Отсюда выработался впоследствии обычай содержать животных в храмах и воздавать им божеские почести, как например в Египте. Чаще всего египетский бог являлся верующим в идее животного. Вот несколько примеров: Гор – ястреб, Тот – ибис, Бастет – кошка, Хнум – баран.

Самым главным средством для общения с тотемом считается вкушение его плоти. Периодически раз в год, а в экстренных случаях и чаще, члены рода убивают тотемное животное и торжественно, при соблюдении целого ряда обрядов и церемоний, съедают его, чаще всего без остатка, с костями и внутренностями. Позднее этот обряд приобретает вид жертвоприношения, которое совершается на специальном камне – алтаре. Устройство алтаря – импровизированный стол, где поперек двух камней лежит широкая плита, стало прообразом многих последующих мегалитических построек и в конечном итоге таких современных сооружений как стол и храм. Подобный же обряд приобщения к тотему путем его священного заклания и поедания имеет место и в том случае, когда тотемом является растение. Пережитки этого родового вкушения яств находим в малороссийской рождественской кутье. Обычай этот, по воззрениям человека родового общества, нисколько не является обидным для тотема, а, наоборот, весьма угодным ему. Иногда процедура носит такой характер, как будто убиваемое животное совершает акт самопожертвования и жаждет быть съеденным своими «потомками» для обновления и возрождения мира. Запомните, пожалуйста, эту мысль. Мы вернемся к ней, когда будем говорить о магии, особенно о магии плодородия и о роли в ней так называемого «царя-жреца».

В средиземноморском регионе основным объектом охоты и, следовательно, поклонения людей каменного века становится крупный рогатый скот. Это доказывают, например, гигантские – до 2,25 м –  изображения бизонов, найденные на потолке пещеры Альтамира в северных отрогах Пиринеев[8]. Эта самая древняя «картинная галерея» на территории Европы является творением палеолитического человека.

Каждого, увидевшего рисунки пещеры Альтамира, поражает не только их красочность и масштаб (художникам пришлось затратить на эту работу немало сил и изобретательности), но и точность, достоверность, а также «психологизм, с которым первобытные художники изобразили свою натуру. Вот, например, изображение мирно пасущегося бизона, которого невозможно спутать, с каким-либо другим животным.  Рисунок свидетельствует о прекрасном знании натуры и тонком мастерстве, отточенной передаче. Видимо художник не раз наблюдал этих животных, знает их нрав и повадки. Бизон, выполненный в черно-красной гамме – предмет и объект охоты, тотемный праотец, приобщение к которому может происходить благодаря вкушению его плоти. Поэтому рядом мы видим изображение раненного в живот бизона. Как и раненный человек, он лежит, изнемогая от боли, пождав под себя задние конечности. Охотника еще предстоит его добить, принести на стоянку и устроить обильную трапезу.

Первобытному охотнику отлично известно, как опасен раненный зверь, как страшна его ярость. И мирный травоядный бизон, и дикий кабан могут быть опасными соперниками человека в борьбе за выживание. Поэтому художник достоверно изображает их повадки на стенах пещеры. Первобытное искусство – это неразрывный сплав искусства, науки и ритуала. Цель художника является не стремление украсить быт своих сородичей, а дать им знания о предмете, научить новые поколения. А, кроме того, изображение животного – это элемент поклонения ему, использующийся в магических обрядах, поскольку для того, чтобы обеспечить удачную охоту в действительности, надо сначала ритуально убить нарисованного на стене пещеры зверя. Поэтому ученые не раз замечали на наскальных рисунках животных следы от каменных наконечников стрел и копий.

Большую часть времени первобытные люди посвящали добыче пропитания. Об этом свидетельствует обилие рисунков со сценами охоты. Раненные бизоны с вонзенными в них дротиками или гарпунами; умирающие хищники, у которых из раскрытой пасти льется кровь; мамонт, попавший в ловчую яму (первобытные «художники» накладывали изображение мамонта и ямы одно на другое – иначе передать способ охоты они не умели). В пещере Ласко найдены рисунки зверей, пронзенные множеством дротиков. Рядом – условные изображения копьеметалок, охотничьих изгородей, сетей.

Итак, пещерные росписи одновременно служили и первобытной «энциклопедией», и имели ритуальное назначение – отправляясь охотиться, человек рисовал или вырезал на скале мамонта, кабана или горного барана, что бы охота была удачной, а добыча – легкой. Это подтверждается характерным наложением  одних рисунков на другие, а также их многочисленностью.

Так, изображение большого количества быков в росписях Альтамира не какой-либо художественный прием, а просто результат многократного прорисовывания фигур. Общий вид рисунка свидетельствует о том, что художник находился еще на очень ранней стадии развития и его уму были недоступны такие абстракции как композиция, фон, тектоника расположения объектов. Фигуры разбросаны произвольно, некоторые вверх ногами, наплывают друг на друга и т.д.

                                     

В цивилизациях Древнего Востока мы также натыкаемся на изображения сакрального тельца, являющего собой воплощенного бога. Это и знаменитый Апис египтян, имевший святилище в Мемфисе, и шумерский бык из Эль-Обейда с сапфировой бородой, украшавший арфу, найденную в захоронении Ш тысячелетия до н.э., и ассирийский Шеду – крылатый бык с человеческой головой и пятью ногами, охранявший вход в царский дворец…

В непосредственно предшествовавшей грекам на островах Восточного Средиземноморья Минойской цивилизации, о которой мы гово-рили на первой лекции, бык также играл не совсем понятную нам сегодня, но очевидно, сакральную роль. Для жителей Крита, тесно связанных с цивилизациями Передней Азии, бык, вероятно, был верховным тотемным божеством, поскольку свидетельства его культа сохранились в росписях дворца Миноса в его столице Кноссе.

                     

Сами греки сохранили миф о тотемных представлениях минойцев в рассказах о подвигах Тесея, убившего Минотавра, сына преступной жены критского царя Пасифаи. Убив Минотавра, Тесей выбрался из лабиринта с помощью клубка нитей, данных ему дочерью царицы Ариадной, и стал великим царем Афин. В Афинах воздавали культ герою в облике волка, и всякий, убивший волка, обязан был устроить ему похороны. Также, основателем Афин считался Кекроп, которого, как и его наследника Эрехтея, изображали с двумя змеиными хвостами, вместо ног.

Тотемический обряд «вкушения» тела растерзанного бога рудиментарно сохранился в греческом предании в мифах о Дионисе и Орфее, и в страшных рассказах  рода Атридов, начиная с  истории богомерзкого Тантала, наказанного голодом и жаждой в Аиде за попытку испытать природу богов, угостив из блюдом из тела собственного сына Пелопса; и в деяниях Атрея, убившего незаконно прижитых женой детей брата Фиеста, и угостившего отца их плотью. У греков классического периода все деяния Атридов вызывали ужас и отвращение, а посему именно они стали причинойпоявления Идеи Возмездия – родового проклятия и темы Рока в Аргосском цикле. Однако, даже в очень развитых религиях, типа христианства, отвергающего кровавые жертвоприношения, продолжают сохраняться религиозные таинства, восходящие к модели приобщения к телу и духу божества путем вкушения его жертвенной плоти. В христианском таинстве причастия символом приобщения к богу становится хлеб и вино – тело и кровь Христовы.

Помимо Зевса, который принимал различные тотемные воплощения, когда являлся к своим возлюбленным (к Европе в виде Быка, к Леде -  Лебедя, Данае в форме Золотого дождя, к Асопиде -  огня, Мнемозину соблазняет как пастух, а Диотиду как змей[9]), и другие греческие боги нередко почитались в зооморфном облике. Так, Деметра почиталась в Аргосе виде женщины с лошадиной головой, Посейдон, «повелитель коней», иногда изображался в виде коня, Афине сопутствовали сова и змея, Артемиде – лань и т.д. Видимо греки раньше своих южных соседей египтян преодолели позднюю стадию тотемизма – зооморфизм и сохранили прежний звероподобный облик своих богов в образах животных-спутников, атрибутов будущих олимпийцев. Нередко Зевса замещает в его деяних орел (например, при установлении центра мира – положения будущего оракула в Дельфах, или во время наказания Прометея.

И позднее в Греции и Риме, несмотря на антропоморфный культ, сохраняются следы тотемизма. Многие роды имели героев-эпонимов, носивших имена животных, например, крио (баран), кинос (собака) и т. д. Мирмидоняне – древние фессалийцы, населявшие остров Эгина – войско которых привел под стены Трои Ахилл, считали себя потомками муравьев. По мифу, по просьбе царя Эгины Эака, потерявшего своих подданных в результате чумы, Зевс превратил муравьев в людей. Сам Зевс, начиная со времен  Минойской цивилизации, чаще всего воспринимался в виде быка, в котором он похитил Европу и привез ее на Крит.

В Риме поклонялись дятлу, который был посвящён Марсу, и не употребляли его в пищу. Священным деревом римлян считался дуб. Основателем же Рима стал Ромул, которого вместе с его братом-близнецом выкормила римская волчица – тотемный символ воинов Древнего Рима. Известен культ волка и у других воинственных индоевропейских народов. Например, скандинавского Одина как псы сопровождали два волка. Германские племена очень часто выбирали волка своим тотемным покровителем (ср. фашистская дивизия «Вервулф»).

Возникший вместе с тотемизмом обычай табуирования стал в условиях первобытной родовой общины важнейшим механизмом регулирования социально-семейных отношений. Так, половозрастное табу разделило коллектив на строго регламентированные брачные классы и тем самым исключило половые связи между близкими родственниками.

Черты тотемических запретов - табу заметны в Фесмофориях, имевших целью гарантировать плодородие земли и людей. Этот праздник в честь богини Деметры и ее дочери Коры Персефоны Фесмофор проходил в Афинах как чисто женское торжество. Мужчинам присутствовать во время обрядов  и таинств категорически запрещалось. Подобные запреты сохранились и в римской религии эпохи гражданских войн в празднествах Доброй богини (Bona Dea), в которых участвовали только женщины. Появление мужчины во время исполнения этих таинств было сопряжено с громким скандалом, о котором рассказывает Плутарх в биографии Цезаря в связи с разводом знаменитого полководца со второй женой Помпеей.

Один из главных признаков тотемизма – экзогамия, то есть запрет на брачные связи внутри группы. Тотемная группа всегда экзогамна. Зигмунд Фрейд в знаменитой книге «Тотем и табу» напрямую выводит экзогамию и тотемических представлений первобытного человека. В основу своих доказательств он кладет обнаруженный им в подсознании современного человека так называемый «эдипов комплекс» – бессознательное сексуальное влечение ребенка к родителю противоположного пола. В мифе, как вы помните,  Эдип по незнанию убивает своего отца, женится на матери и, узнав истину, ощущает себя преступником, грех которого не может быть ни прощен, ни искуплен. Этот миф, по мнению Фрейда, не просто выдумка древних, но отражение глубинных процессов, происходивших в психике человека. Сын, по Фрейду, ненавидит своего отца, поскольку тот мешает его сексуальным притязаниям, и одновременно любит его, поскольку хочет быть на него похожим. Он желает смерти отцу, испытывая при этом чувство вины перед ним, и потому одновременно не желает этого. С возрастом это неразрешимое для ребенка противоречие  вытесняется из сознания, как противоречащее всем социальным установлениям, в сферу подсознания и сохраняется там всю жизнь, вызывая постоянное беспокойство и беспричинное, казалось бы, чувство вины, вплоть до неврозов.

«Эдипов комплекс» сформировался, по мнению Фрейда, в глубокой древности, в первобытном стаде. Как в стаде обезьян или любых других полигамных животных, вожак (отец) всячески притеснял своих сыновей и ревниво оберегал своих жен и дочерей от их сексуальных притязаний. Недовольные сыновья, однажды сговорившись, убивают и съедают отца. Заняв его место, они в свою очередь испытывают ненависть со стороны собственных сыновей. Это порождает в них раскаяние и чувство вины за содеянное убийство. Аналогичная история повторяется в поколениях многократно и, в конце концов, приводит к осознанию необходимости запрета инцеста – половых отношений с ближайшими кровными родственниками, то есть к введению экзогамии. Одновременно с экзогамией вводится запрет (табу) на убийство отца, поскольку главная причина, питающая ненависть к нему сыновей, отпала, а также запрет на пожирание его мяса. Нарисованная Фрейдом картина становления экзогамии и тотемизма весьма убедительна. Ведь главными признаками тотемизма является запрет на инцест (экзогамия)  и запрет на убийство тотема (отца). Но эти же признаки характерны и для «эдипова комплекса». Широко распространенный обряд убийства и поедания мяса тотемного животного Фрейд объясняет как ритуальное воспроизведение некогда совершившегося события с целью покаяния за содеянное убийство.[10] Этнографы же, Робертсон Смит и Джевонс считают обычай периодического вкушения тотема прототипом позднейших жертвоприношений антропоморфным богам, сопровождавшимся съедением жертв самими приносившими её. Иногда обряд религиозного убиения имеет целью освобождение души тотема для следования в лучший мир.

Связанное с тотемизмом пищевое табу не менее строго регулировало характер пищи, которая предназначалась вождю, воинам старикам, женщинам, детям и т.д. Ряд других табу призван был регламентировать неприкосновенность жилища и очага, регулировать правила поведения, фиксировать права и обязанности отдельных категорий членов общины. Все эти права и обязанности были необычайно строгими.

Тот же Фрейд приводит примеры и пищевых табу, ведущих к улучшению нравов периода дикости. Как-то, уже в сравнительно недавнее время один из новозеландских вождей оставил недоеденным свой обед, который подобрал и съел член его племени. Когда последний узнал, что он употребил в пищу остатки трапезы вождя, что было табуировано, он стал корчиться в мучительных судорогах и вскоре умер. Примеры подобного рода далеко не единичны, причем все они свидетельствуют о том, что закрепленные в табу запреты почитались первобытным человеком в качестве священных и непреложных, нарушение которых неизбежно каралось смертью. Не случайно верховное божество греческого Олимпа Зевс восстает против своего отца Кроноса, пожиравшего собственных детей, и низвергает верховное божество эпохи титанов в мрачный Тартар. Сам факт осознания нарушения табу нередко парализует волю нарушителя, способность его организма к жизнедеятельности, внушает ему необходимость умереть.

Отметим еще одну важную  для художественного мышления последующих эпох черту тотемических верований. Представления родоплеменного общества о возможности преображения человека в животное и наоборот лежит в основании пифагорейского учения о метемпсихозе, то есть о переселении душ, всех метаморфоз, ставших крайне популярными в период эллинизма, и, наконец, модели оборотня. Оборотень, по всеобщему убеждению верящих в него людей, способен превращаться посредством определенных магических действий в животное, родственное ему по природе и по духу. По народным поверьям, оборотни-женщины превращаются обычно в кошек, а мужчины в волков, но не только. Подобные перевоплощения находим уже в «Метаморфозах» Овидия.  Позднее на ту же модель опирается роман Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел» с его забавными и трагикомическими превращениями. Однако в готическом романе  и производных от него разнообразных вариаций фэнтези мотив нередко приобретает развлекательный смысл, а идея нивелируется или снижается.

Интересно, что процесс снижения сакральных тотемических образов начался еще в глубокой древности, при возникновении новых, более соответствующих эволюционирующей культуре форм религиозного сознания – анимизме, антропоморфизме, политеизме. «Переход от почитания тотемного существа к его осмеянию совершился в условиях распада древнего материнского рода и установления патриархата. Распадом материнского рода в значительной степени объясняется, почему в мифических преданиях и сказаниях многих народов высмеиваются те животные, которые составляют предмет почитания в древних культах… То, что некогда составляло предмет почитания и считалось нерушимо прочным, святым и неприкосновенным, с течением времени было подвергнуто осуждению… Разоблачение бывших кумиров сопровождалось нарочито ироническим изображением смешных сторон животного»[11].

Возможно, именно на этой ступени (переход от матриархата к патриархату) миф превращается в сказку: поскольку действия животных перестают быть предметом веры, под животными начинают подразумеваться люди, т.е. в сказках о животных формируется их главный признак – аллегория.

Таким образом, тотемизм с его верой в обладающего сверхъестественными возможностями тотемного предка, с культом своих в противовес чужим, с системой запретов-табу, оказался исторически одной из первых форм религиозных представлений возникающей социальной общности – родовой общины. Помимо перечисленных выше хозяйственных, социальных, религиозных функций, тотемизм стал основой для формировании человеческого языка и сознания. На раннем этапе формирования человеческого общества тотемизм выполнял основные функции религии – интегрирующую, регулирующее-контролирующую и даже в некоторой степени компенсирующую. Правда, эту последнюю функцию значительно более полно выполняла в то далекое время другая ранняя форма религиозных верований и представлений – магия.